Иногда бывает так больно. Чья-та прожитая жизнь, влитая в твой мозг, попадает прямиком в сердце, растопленное кусочком счастья - не твоего, да и вовсе придуманного. Прожитые мгновения, впечатления, которые заставили сердце повести себя так подло и растечься лужицей соплей, слёз и умиления. Или другое – когда все заканчивается не так хорошо – а ведь все не могло быть иначе – и тогда сердце растворяется в неизбывной грусти, выбрасывая тебя, задыхающегося, судорожно хватающего воздух, на берег реальности... с чем? Да ни с чем. С ощущением того, что весь твой мир сер и никчемен. Что за всю свою дурацкую жизнь ты не испытал и никогда не испытаешь столько эмоций, сколько испытывают герои, жизнью которых ты жил последний вечер, ссутулясь на кресле и вперив красные глаза в монитор. И что по сути – персонажи эти гораздо реальнее, чем ты сам. И мир их реальнее того, в котором живёшь ты.

Сознание моё, братцы кролики, давно пережило (да, все ждут именно этого слова) раскол. Я не утверждаю, что я один такой, и не горжусь тем, что я немножко шизофреник. Я шучу, что всё уже довольно серьёзно, если уж я даю имя разным частям своего «я». И ещё неизвестно, какому миру – реальному или воображаемому – я уделяю большее внимание.

А вообще, если быть до конца откровенным, я сейчас в очень удручающем состоянии духа. И раз уж мне пришлось так растекаться мыслию по древу на заданную тему – что ж, мне есть что сказать. Только вы меня не ругайте за излишнюю сопливость.

Я заранее открещиваюсь от всего, что написано ниже. Хоть это и эмоции, пережитые мною, имейте в виду, это не я. Это просто наброски из жизни Люциуса Малфоя.
нырнуть в море соплей
***

Он ходит взад-вперед по комнате, пиная пустые бутылки и другой хлам на полу. Взгляд его решителен и гневен, волосы, всегда исключительно тщательно уложенные, растрепаны, рубашка расстегнута. Он рассекает круги по комнате, его дыхание сбито, а кулаки крепко сжимаются.

На кровати полулежит Бэлла, очевидно наслаждаясь зрелищем, - она улыбается и покачивает ногой в ажурном чулке и аккуратном ботинке. Издав то ли стон, то ли рык, Малфой ударяет кулаком по стене.

- Ненавижу!

- Неужели он так тебя зацепил?

Малфой переводит взгляд на неё, взгляд полон той силы, что бушует в нём, той силы, что спокойно могла бы снести стену на своём пути. Бэлла заливается смехом.

- Знаешь, Люциус, это так забавно, ведь ты привык к королевскому отношению к тебе, а оказывается, что, для того, чтобы тебя завести, достаточно не замечать тебя в упор.

***

Он сидит рядом, пытаясь найти какие-то слова, и я не собираюсь помогать ему. Моя нога покоится на его колене, лодыжка забинтована – повредил ногу на последнем матче. Отличная тогда была игра, чего уж говорить.

Он отвлекает меня от воспоминаний о квиддиче невнятными вопросами о состоянии моей лодыжки и что-то ещё о любви. Кажется, что он хочет быть рядом со мной. Его глаза – щенячьи, влюбленные, красные – с мольбой смотрят на меня, руки ищут моих ладоней. Я мягко высвобождаюсь и отвечаю, нога в порядке, нет, ты не можешь быть со мной рядом, я тебя не люблю – глядя прямо в его красные влюбленные глаза.

Я больше не выдержу этой ненависти, она выжгла меня изнутри. Я не умею любить, а такой страсти не выдержу. Я измотан, я устал, оставь меня и больше не мучай меня.

С тех пор его больше нет в моей жизни.

***

В течении года он становится навязчивой идеей Малфоя. Он видит его в лицах прохожих, в лицах любовников, во сне. Потому что его больше нет в жизни Малфоя.

За окном зима, и холодный воздух расползается по телу Малфоя, но он радуется этому. Он курит в окно, с наслаждением затягивается, мечтая о том, чтобы сигарета могла убивать. То есть, она убивает, но медленно, а не так, как хотелось бы Люциусу. Он выдыхает дым, который серыми облачками исчезает в воздухе. Тело продолжает жить, с каждыми толчками сердца заставляя Люциуса жалеть об этом. Подцепив ладонью немного снега, он чувствует, как холод маленькими иголочками расползается по руке.

***

Я хочу, чтобы ты знал, что мне всё ещё больно.

Он давится слезами, как рвотой. Но сдержать их невозможно, и они текут и текут по щекам, и непонятно, откуда их так много. Заливают шею, Малфой стирает их, но тут же текут новые, и края одеяла, в которое он завернут, как в кокон, скоро промокают насквозь.

Я не хочу, чтобы ты знал, что мне всё ещё больно.

Мерлин, как стыдно плакать. Стыд сжигает изнутри, и Малфой пытается не издавать никаких звуков, хоть никто и не может его услышать. Но звуки прорываются – жалкие судорожные всхлипы, и это очень стыдно и похоже на истерику.

Почему должно быть так больно?

В какой-то момент слёзы перестают течь, и Малфой смотрит в одну точку расфокусированным взглядом. Минута или две – он морщится, глаза снова наполняются влагой, опять стекает по щекам и по шее. Рубашка уже мокрая.

Пожалуйста, ну, пожалуйста, - неизвестно кого о чем-то просит шепотом Малфой, покачиваясь на кровати, комкая одеяло в мокрых ладонях.

***

Утро застаёт Малфоя одетым с иголочки – рубашка выглажена идеально, галстук безупречен, на сюртуке и мантии ни складочки, прическа безупречна. Серые глаза без выражения глядят вперед. Никто никогда не узнает о том, что Малфой умеет любить. Больше такой ошибки он не совершит.